Мысли - Страница 35

В Нем, и только в Нем наше истинное благо, но мы его утратили, и вот, как это ни дико, пытаемся заменить чем попало из существующего в природе: светилами, небом, землею, стихиями, растениями, капустой, пореем, животными, насекомыми, быками, змеями, лихорадкой, чумой, войной, голодом, пороками, прелюбодеянием, кровосмешением. И с той поры, как нами утрачено истинное благо, мы готовы принять за него что угодно, даже самоуничтожение, как ни противно оно и Господу, и разуму, и природе.

Одни ищут счастья в могуществе, другие — в разных диковинах и в науках, третьи — в сладострастии. Кое-кто понял — и эти люди ближе всего подошли к истине, — что столь желанное всеобщее благо не может заключаться в тех ценностях, которые принадлежат кому-то одному, ибо, разделенные, не столько радуют владельца принадлежащей ему частью, сколько печалят частью отсутствующей. Помянутые люди поняли: истинным благом может быть лишь то, чем владеют все поровну и одновременно, не завидуя друг другу, ибо кто не захочет его утратить, тот никогда не утратит. Утвердившись в мысли, что желание счастья соприродно людям, что оно изначально живет и не может не жить в каждом человеке, они пришли к выводу...

Раздел I. ПОИСКИ

1. Философы

371. Ex senatus-consultis et plebiscitis scelera exercentur. Сенека. Подобрать отрывки в этом же роде.

Nihil tam absurde dici potest quod non dicatur ab aliquo philosophorum. “О предвидении”.

Quibusdam destinatis sententiis consecrati quae non pro-bant coguntur defendere. Цицерон.

Ut omnium rerum sic litteraturum anoque intemperantia laboramus. Сенека.

Id maxime auemque decet, auod est eujusque suum maxime. Сенека.

Hos natura modos primum dedit. “Георгики”,

Paucis opus est litteris ad bonam mentem.

Si quando turpe non sit, tamen non est non turpe quum id a multitudine laudetur. Теренций.

Mihi sic usus est, tibi ut opus est facto, fac.

372. Rarum est enim ut satis se quisque vereatur. Tot circa unum caput tumultuantes deos.

Nibi! turpius quam cognitioni assertionem praecurrere. Цицерон.

Nee me pudet ut istos fateri nescire quid nesciam. Melius non incipient.

373. На основе трех людских вожделений расцвели три философские секты, и философы только и могут, что следовать одному из этих вожделений.

374. Стоики. — Они утверждают, что удавшееся однажды удается всегда и что если славолюбие помогает иным людям свершить подвиг, значит, на это способны все. Но что под силу больному горячкой, не по плечу здоровому человеку.

Из того, что на свете существуют стойкие христиане, Эпиктет делает вывод, будто стойким христианином может быть любой.

375. Высшее благо. Спор о высшем благе. — Ut sic contentus temetipso et ex te nascentibus bonis. Они сами себе противоречат, потому что в качестве завершения советуют покончить жизнь самоубийством. Вот уж поистине счастливая жизнь, от которой спасаются, как от чумы!

376. Советы стоиков так трудноисполнимы и так суетны! Они утверждают, что всякий, не достигший глубин мудрости, глуп и порочен, — одним словом, равняют его с человеком, на два пальца погрузившимся в воду.

377. Философы. — До чего же это разумно — требовать от человека, который и себя-то еще не познал, чтобы он без всякого посредника тут же приобщился Богу! И до чего разумно повторять это тому, кто себя познал!

378. Поиски истинного блага. — Большинство людей ищет блага в богатстве и прочих мирских благах или по меньшей мере в развлечениях. Философы объяснили, какая это все суета, и каждый дал определение оному благу на свой лад и вкус.

379. Против философов, верующих в Бога, но не признающих Иисуса Христа.

Философы. — Они полагают, что один лишь Бог достоин любви и почитания, а сами жаждут и всеобщей любви, и всеобщего почитания, не понимая при этом всей своей порочности. Если они чувствуют в себе довольно чувства для любви к Богу и почитания Его, если находят в этом главную свою радость и считают себя исполненными добра, — что ж, в добрый час! Но если нет в них и тени помянутых чувств, если единственная их цель — снискать всеобщее уважение, если в качестве единственной своей добродетели могут похвалиться лишь тем, что отнюдь не навязывают, а старательно внушают людям, будто возлюбившие оных философов обретут счастье, — я им скажу одно: подобная добродетель отвратительна. Как! Они познали Бога и всё-таки жаждут не всеобщей любви к Нему, а всеобщей любви к ним, к философии! Жаждут, чтобы люди по доброй воле видели в них средоточие своего счастья!

380. Если бы нам еженощно снилось одно и то же, оно трогало бы нас ничуть не меньше, чем ежедневная явь. Если бы какой-нибудь ремесленник твердо знал, что каждую ночь, двенадцать часов сряду, будет грезить, что стал королем, думаю, он был бы почти так же счастлив, как король, которому каждую ночь, двенадцать часов сряду, снилось бы, что он стал ремесленником.

Если бы нам еженощно снилось, что за нами гонятся враги, и нас терзали бы эти мучительные видения, если бы чудилось, что целые дни с утра до вечера чем-то заняты, как оно бывает во время путешествий, мы тяготились бы этим немногим меньше, нежели наяву, и точно так же боялись бы уснуть, как боимся проснуться, когда нам и впрямь грозят подобные беды. Да, такие сны и впрямь не лучше такой яви.

Но сны не похожи один на другой, а если и похожи, то все-таки чем-то разнятся, поэтому и действуют на нас не так сильно, как явь, более устойчивая и неизменная, хотя и она не совсем устойчива и тоже меняется, но не так быстро, разве что во время путешествий, и тогда мы говорим: “Мне кажется, я грежу”, — ибо жизнь есть сон, лишь менее отрывистый.

381. Здравый смысл. — Они принуждены повторять: “Вы ведете себя недобросовестно, мы и не думаем спать!” и т. д. До чего же мне приятно видеть, как унижен, как просит пощады этот спесивый разум! Ибо кто уверен в своем праве, кто отстаивает его с оружием в руках, тот не станет так говорить. Он не тратит времени на разглагольствования о недобросовестности, а сразу карает ее силой оружия.